что плохо, а что еще хуже...5,6 главы

Я наблюдал за восходом. К концу ночи, когда ты крепко спала, я аккуратно встал и вышел на балкон. Небо было еще темным. Город завис между ночью и днем. Воздух был свежий, легкий и холодный. Я с удовольствием набирал полные легкие. Этот аромат никак не напоминал о городе. Запах был, если не как в маленькой старенькой деревушке, забытой цивилизацией, то по крайней мере как в пионерском лагере. Во дворе еще горели фонари. И как раз когда я сконцентрировался на них и ушел в себя, они вдруг вспыхнули еще ярче и погасли. Остались лишь маленькие светящиеся точки, будто тлеющие угольки. Но и они вскоре догорели. Сразу стало темно. Где-то небо стало уже чистым, но все же были темные ночные тучи. И на их фоне высокие деревья тихо шелестели своей листвой. Я сам не заметил, как посветлело, и ветер разогнал тучи. Первые лучи утреннего солнца отражались в окнах и слегка слепили. Я, прищурившись, наблюдал за пустой улицей. Дул легкий свежий ветерок. Волосы взлетали, и тут же упруго падали обратно на глаза. Рождался новый день. Но я уже ненавидел его: что мне от этого дня ждать? Нет, не хочу тебе терять. Я без тебя буду пустым предметом, существом. Я к тебе уже так банально привык и привязался, что без тебя бы просто растерялся и уже бы не собрался обратно. Страсть ушла, а привычка осталась? Да нет, я любил тебя так же, просто уже все было не так, как раньше. К тому же я волновался, что ты опять заболела, и в этот раз, кажется, серьезно. Ты проспала до часу дня. А когда ты наконец проснулась, я опять стоял на балконе, у меня замерло сердце. Я не хотел поворачиваться. Я продолжал, не двигаясь смотреть на призрачное небо. Ты очень тихо вышла на балкон и стала рядом со мной. Взглянула на меня своими больными глазами. Промолчала. Отвернулась и тоже стала смотреть в небо. В голове начала очень отчетливо играть какая-то грустная мелодия. Я сам не заметил, как, но на глаза навернулись слезы. Я повернулся к тебе. Ты взглянула на меня каким-то странным взглядом,… будто извинялась за то, что собиралась сделать. Или будто о чем-то просила. Я обнял тебя и прижал к себе. Родная, самая родная… Ты вся сжалась и уткнулась в меня лицом. Мы стояли так молча и не двигаясь. Казалось, что мы оба еле держались на ногах. Не знаю, сколько мы так стояли, но я бы так простоял вечность. В носу защипало и я понял, что сейчас опять разревусь. Я зажмурился, поднял глаза к потолку и пытался глубоко дышать. Но эти проклятые капли все равно потекли по щекам и тогда я просто набросил на глаза длинную челку. Слезы из моих глаз текли, не понятно от чего: ведь ничего еще не произошло? Я еще верил в любовь. Я не знал, что и как тебе сказать. Ведь нет места словам, если сердце любит, и взгляд отражает все, что скрывают слезы. Но ты первая начала этот разговор:
-- что я здесь делаю?
-- в смысле? – не понял я.
Ты отстранилась от меня и уставилась своими огромными и полными непонятных мне чувств глазами.
-- почему я? За что ты меня любишь, как ты сказал?..
-- ты что, не веришь в мою любовь? – несколько обиделся я. А ты опустила голову, – не веришь?.. – я попытался заглянуть тебе в глаза, но ничего в них не увидел.
-- я хочу верить тебе, но я не верю в то, что меня можно полюбить, – промямлила ты.
-- господи, что за бред ты несешь? – искренне не понимал я тебя. – Мне что, надо доказывать тебе свою любовь?
-- было бы что доказывать… - буркнула ты, вырываясь из моих рук. Ты как будто полоснула меня ржавым лезвием. Я опустил руки и отступил на шаг. Ты рывком подняла голову и сделала шаг ко мне, но я разозлился и еще раз шагнул назад.
-- я… не…ну… -- хотела ты что-то сказать, но не получалось. К тому же ты начала сильно кашлять. Ну, вот… я опять заварил тебе лекарство. Почти силой уложил тебя под одеяло.
-- что ты говоришь? Я тебе что-то сделал что ли?.. я не могу тебя понять так, ведь ты сама себя не понимаешь! Это ты так ко мне относилась все это время? Э.. я ..не…н.. ты... – у меня тоже не было слов. Я лишь разводил руками в пустоте, и издавал отдельные непонятные звуки. – Тебе что, мало слов? Нет, конечно, тебе кажется, что это слишком банально для любви и все такое... но.. каждый по разному воспринимает эти три слова. Я надеялся, ты понимаешь, сколько чувств я в них вкладываю... или ты меня просто не слушала... – я вздохнул и отвернулся.
-- ты прав: я не понимаю себя... – ты тоже вздохнула, – но ты и не представляешь, как это сложно...
-- а ты не представляешь, что ты сейчас со мной делаешь! – резко перебил я тебя. Как ребенок, сложил руки на груди и, надувшись, отвернулся и уставился на пол.
-- прости, я понимаю, что проблема во мне и... я об этом и говорю! Видишь? Во мне все проблемы и... это... – ты схватилась за голову и слегка зарычала от злости, что не можешь правильно выразиться. – Ааггррр!.. убейте меня кто-нибудь. Ну зачем я тебе, а? Да, господи! Неужели ты не понимаешь, о чем я?!
-- нет, не очень!.. может ... если ты просто хочешь кинуть меня, то не стоило извращаться и придумывать всякую херню! - выпалил я и вышел из комнаты. А куда дальше? Мы ведь у меня дома. А, все равно! Я на ходу схватил куртку и выбежал из квартиры.
-- стой! Куда ты?.. – услышал я вдогонку, но даже не обернулся. Тело и дыхание было каким-то тяжелым. «Что за херня творится? Что за бред!?» - единственная мысль, что крутилась у меня в голове. Я вышел из подъезда и взглянул на свои окна. Тебя там не было, и я медленно побрел в сторону сквера. Я шатался по этим темным готическим тропинкам, пиная ногами всякий мусор, и просто думал о тебе. Думал, думал и не до чего не додумался. Или не хотел?.. я присел на ободранную скамейку. Уже стемнело. Как это время так быстро прошло? Я – эгоист, самый настоящий. Оставил тебя одну больную у себя дома, сам убежал. Кретин! Тебе нужен другой парень, который будет относиться к тебе, как к принцессе. Ну, вот, я начал говорить о том же, что и ты. Грудь болела, будто в нее ударили. Я сидел и тупил. В плеере, как назло, были только грустные песни. В парке осталось мало людей, только тихие и мрачные готы бродили мимо, словно призраки. Я вытянул из разваливающейся скамейки старый гвоздь, и замерзшие руки невольно начали вырисовывать привычные фразы, типа: emo not die, music – it’s my life, stigmata forever, кривое сердечко, в нем – твое имя, имя, имя… как молитва. Я нервно вздохнул, подобрал под себя колени, обхватил их руками и опустил голову. Полагаю, я очень жалко смотрелся со стороны.
-- и долго ты здесь собираешься сидеть? – как гром среди ясного неба знакомый голос.
-- ААА! – я чуть не упал со скамейки, открыл глаза и увидел тебя. - Твою ж мать! – вырвалось от испуга у меня. Ты сидела совсем близко. Я что, заснул, что даже не услышал ни шороха?..
-- слушай, я чувствую себя полной идиоткой. Извини, я тебя, наверное, уже достала своими загонами. Знаю, сама виновата. Не понимаю себя, – ты вдруг перешла на шепот – мне очень плохо… Сейчас будто со стороны смотрю: я бы на твоем месте меня уже убила бы. У нас все было хорошо, так нет… надо было лезть к тебе с этими идиотскими загонами. Я тобой очень дорожила… нет, я и сейчас дорожу, но уже все сама испортила. Я вообще раньше не думала, что буду с таким парнем, как ты.
-- да, я знаю,… ты достойна много большего. Проблема в этом? – наконец услышал я то, о чем столько думал. А ты удивленно улыбнулась:
-- да нет, глупенький. Я совсем наоборот думаю. Я не для таких парней, как ты. Ты для меня идеал. Мне все подруги по-хорошему завидовали: во какого парня себе отхватила.
-- бред… - я действительно был в шоке. - Ты – прекрасная девушка и… очень мало парней на этой чертовой планете достойны тебя… так, а в чем тогда дело?
Ты вздохнула, глядя вдаль.
-- ты действительно ничего не замечаешь... Я слишком сильно люблю тебя, чтобы быть с тобой.
-- значит, хочешь расстаться? – я опять начал злиться, потому что не мог тебя понять. Ты повернулась ко мне и взглянула на меня каким-то ужасным взглядом: стеклянным, безжизненным, не своим! Я аж отстранился от тебя.
-- я не хочу расставаться… я не хочу, чтобы ты уходил… - промямлила ты тихим, вялым голосом, тоже не своим. Было такое чувство, будто ты в трансе. – Нет… надо уйти мне… - на твоем лице медленно расплылась глупая улыбка и ты начала кивать головой, будто соглашаясь с собой, - да, точно. Мне. Надо. Уйти…. Так будет лучше. Я одна виновата. А ты будешь свободен.
Ты встала со скамейки и медленно пошла из парка.
-- эй, эй… ты куда? – спросил я.
-- не важнооо….. – на распев сказала ты.
Я опять сидел один в этом долбаном парке. Бежать за тобой или нет? Я может, и хотел встать, но тело не слушалось меня. Я сосредоточился и все пытался тебя понять. Я опять закрыл глаза и опустил голову. Ты меня напугала: что значит это «мне надо уйти»? скажите мне кто-нибудь, что ты это не серьезно. Меня всего пожирала тревога. Но я как-то разучился слепо доверять чувствам. Я поднял голову, глубоко вздохнул, открыл глаза…
-- ААА!.. – опять завопил я – прямо перед моим лицом сияли два изумрудных маленьких глаза и смотрели внутрь меня. Я еще раз чуть не свалился со скамейки. – Блять, что за день такой!
Кошка, всего лишь черная кошка. Изящная, красивая… она сидела на спинке скамейки, потом соскочила рядом со мной и, глядя мне в глаза, начала меня обнюхивать. Медленно и легко поставила мне на колено одну лапку, затем вторую, потом запрыгнула на меня и села на коленях, не отводя взгляда от моих глаз.
-- киса, одни мы с тобой, да?.. – это первая кошка с которой мне захотелось поговорить. А она все смотрела на меня. И глаза у нее были такие… человеческие. Даже как-то страшновато стало. Невероятно! Вот и не верь после этого в реинкарнацию. Взгляд такой понимающий… действительно, казалось, что только это животное (или все-таки человек?) способно меня понять и выслушать. Ну и что?.. я рассказал ей все…
-- милая, ну скажи, что она имела в виду под своим «уходом»? мне об этом страшно думать: она ведь не о самоубийстве говорила, правда? Нет, с нами этого не может произойти, только не с нами. Нет, нет, нет… - убеждал я сам себя. И действительно в это верил. Мы с тобой как-то говорили на эту тему. Ты сказала, что самоубийцы – слабые люди, но не потому, что они находят такой легкий путь решения всех проблем, а потому что они причиняют своим близким много пустой и не нужной боли. Они --, говорила ты, все эгоисты, не способные подумать о родных, друзьях, любимых. Ведь ты же не такая?
-- ну что мне делать? – спросил я у кошки, которая слушала меня очень внимательно.
Но вдруг начался дождь. Из меня вырвался приглушенный стон.
-- только этого сейчас не хватало…
Кошка дернулась от упавших на нее капель, вскочила и убежала куда-то в кусты. А я никуда не бежал. Я люблю дождь, как и ты. Только, наблюдая за ним, сильно загоняюсь. А тем более в таком месте. Дождь был теплый, что было удивительно для прохладного осеннего дня, и капли приятно разбивались о лицо, стекая по шее. Я откинул голову на спинку и смотрел вверх, смотрел, как капли летят навстречу земле. Но подул холодный ветер, и, поежившись, я поплелся куда-то, еще даже не решив куда. Пойти к тебе? И что сказать? Я не знал. Пойти домой? А как же ты? Я позвонил тебе на мобильный, но ты, конечно, не поднимала. Тогда я позвонил на домашний. Подняла, как всегда, твоя мама:
-- алло… -- устало и грустно сказала она.
-- здрасте. Это Сергей. А Даша дома?
-- да, - вздохнула мама – пришла только что, больная. И такая уставшая, тихая.
-- у нее ночью температура была, я ей колдрэкса дал, – слава богу, ты пришла домой. – А можно мне с ней поговорить?
-- нет, она не хочет ни с кем разговаривать.
-- ааа... ясно. Ну, ладно, тогда ей привет. До свидания, – я повесил трубку. Вот оно как. Не хочешь ни с кем говорить или не хочешь со мной?
И я поплелся домой.

Глава 6
Ошибка.

Той ночью я сразу заснул и крепко проспал до полудня. А проснувшись, я сразу позвонил тебе. Ты подняла. Голос уставший и потерянный:
-- да?
Я как-то растерялся и проблеял:
-- Даш, привет... э... как себя чувствуешь?
-- привет... хреново... – вздохнула ты, – и морально и физически.
-- слуш,.. может, зайти к тебе, если ты не против?
-- как хочешь, -- тихо ответила ты.
-- ну а ты хочешь?
-- мне все равно…
Я вздохнул. По-видимому, ты не горела желанием. Но я должен был тебя увидеть.
-- я скоро буду, - я повесил трубку.
Подошел к твоему дому, взглянул на окно. Чего-то подождал пару минут и поднялся. Ты открыла не скоро. Даже дверь как-то открывалась нехотя. Боже, как ты изменилась. Похудела сильно (почему я только сейчас это заметил?), бледная, под глазами синяки. Больно было тебя такой видеть. Ты была какая-то апатичная. И в комнате непривычно тихо. Только потом я понял, что просто комп не включен и не играет музыка. Странно, раньше ты хоть на минуту, но всегда включала.
-- не хочу. Мне и так плохо, – ответила ты на мое удивление. Неужели это болезнь тебя так сломала? Тогда у меня впервые промелькнула в голове мысль о депрессии. Твое поведение как-то изменилось. Было такое чувство, что в этом мире ты присутствуешь только телом. Сидели на кухне, говорили о какой-то ерунде. Ты как-то бесцельно и бессмысленно переставляла туда-сюда разные предметы. Я все следил за этим и пытался понять. Ты взяла сахарницу, и с центра стола поставила на край, но как-то неуклюже зацепила ее. Сахарница перевернулась, и небольшие остатки сахара высыпались на стол.
-- ой!.. ну вот. Теперь у меня нет сахара, – очень расстроилась ты, - что я теперь буду делать? Как мне теперь пить чай? – и вдруг заплакала.
-- ты, что из-за сахара так расстроилась? – я присел перед тобой и начал вытирать слезы, - хочешь, я сейчас сбегаю и куплю, чего захочешь?
Но ты ничего не ответила, только обняла меня и прижала к себе. Никогда ты меня так сильно не обнимала. И откуда в тебе столько силы взялось?
-- я не могу заснуть уже десятый день. А если засыпаю на пару часов, то просыпаюсь от кошмаров… я так больше не могу, – начала ты придушенно говорить после нескольких минут молчания. Потом разревелась, я уже не понимал, что ты говорила. Начала слабенько меня пихать и бить кулачками, хоть было видно, что ты еле поднимала руки. Вырвалась, побежала по коридору, но тут же остановилась, схватилась за стенку и начала медленно сползать. Я еле успел тебя подхватить.
-- Даша! Даш, что с тобой!? – я дико испугался, но ты почти сразу же очнулась.
-- что?.. что я… я… я что, потеряла сознание? – ты говорила очень тихо и устало.
Я закивал головой. Говорить боялся, да, наверное, и не смог бы: в горле уже все передавил ком страха и испуга. Я донес тебя до кровати.
-- ты… ты как, нормально? – голос у меня сильно дрожал.
Ты ничего не ответила, только посмотрела на меня каким-то отрешенным взглядом.
-- Даша! Как ты себя чувствуешь? – сказал я громче и настойчивее, и взял тебя за руку. Я чуть не ревел: так был напуган. – Почему ты молчишь?! – я уже срывался.
Ты сильно, до боли сжала мою руку, но продолжала молчать. Было такое чувство, что к тебе уже не пробиться: сверху – оболочка безумия. Ты сама где-то внутри. Ты уходила куда-то вглубь, я терял тебя, переставал тебя ощущать. Депрессия, депрессия – крутилось у меня в голове. Нет, не может быть… только не с тобой!! У меня начали дрожать губы. Я наклонился и легко поцеловал тебя. Тут твой взгляд немного прояснился, ты заморгала.
-- Сергей… как хорошо, что ты рядом. Мне так плохо, – ты опять заплакала.
Я только повторял, что все пройдет. Ну почему я такой тупой? Не смог понять, проникнуться твоим состоянием. Не просек, в чем тебе плохо и как. Ты говорила, но до меня как-то не доходило. Главное, не дошло до меня, как тебе больно. Не смог до конца этого ощутить. И поэтому не смог найти нужных слов. Весь тот день я провел рядом с тобой. Ты ничего не хотела есть. Почти не говорила. Часто плакала, но ничего не объясняла. Заснула на пол часа. Потом резко вскочила, испуганно, схватила меня за лицо и спросила:
-- никто не умер, нет? Все живы?
-- нет, никто не умер, Даша. Все хорошо, – я успокаивал тебя около часа. Потом вернулась твоя мама. Я вышел в коридор.
-- ой, Сережа! Привет! А как Даша?
-- знаете, она днем в обморок упала. Очень слабая и есть отказывается.
Твоя мама напряглась и глубоко вздохнула.
-- ну, это в ее духе. А вот обморок… - она задумалась, - а температура есть?
-- нет. Так все нормально, вот только… она сказала, что не спит уже много дней. По ней и видно. Может, дать ей какого-нибудь снотворного?
Но твоя мама ничего не успела ответить, потому что из комнаты вдруг выбежала ты. Взгляд такой, будто ты что-то потеряла. Споткнулась об обувь. Только когда впритык наткнулась на меня взглядом, кажется, заметила, что я тут стою.
-- ааа, Сергей… почему ты ушел? – жалостно сказала ты и повисла на мне. Твоя мама уставилась на тебя с непониманием, она еще не догадывалась, а я почему-то ей не сказал, придурок. Может, тогда бы все сложилось иначе? Ты повернулась к маме:
-- мам? Привет, ты уже?
-- да я вообще-то позже обычного, – она совсем растерялась.
-- Наталья Васильевна, можно я сегодня останусь у вас на ночь? – спросил я.
-- я не против, решайте с Дашей, – она ожидающе уставилась на тебя: что ты на это скажешь. Но ты молчала и даже не смотрела на свою маму.
-- я думаю, она не против. Спасибо, – ответил я за тебя.
-- ага... – растерянно сказала твоя мама и дотронулась до твоего лба: действительно нет температуры?
Ты выпила снотворного и заснула. Я лежал рядом. То засыпал, то просыпался. Смотрел в потолок, думал о тебе и не верил, что это происходит с нами. А может, это я сам все навыдумывал и скоро ты поправишься, и все будет, как прежде? – так я думал той ночью... но оказалось, что у меня слабое, ни на что не способное, воображение...
Это был конец осени. В колледж я просто не пошел. Накатаю потом объяснительную, все равно я там никому не нужен. Весь следующий день я опять провел рядом с тобой. Состояние было такое же, как и вчера. Связной речи не было – произносила отдельные фразы. Придя домой, твоя мама вызвала врача. Как специально, когда пришла врач, ты стала вести себя почти нормально. Но я не выдержал и сказал, чтоб не слышала твоя мама:
-- послушайте, я, конечно, ничего в этом не понимаю, но... мне кажется, что у нее депрессия.
Врач посмотрела на меня, как на идиота:
-- с чего вы взяли, юноша?
-- да по поведению видно... это она при вас как-то успокоилась. Она очень изменилась. Все время бредит, я ее не понимаю. Зацикливается на повседневных мелочах, как на трагедиях. Не ест, спит только со снотворным...
-- послушайте, молодой человек, - самоуверенно перебила меня врач, - вы правы, вы ничего в этом не понимаете. Не лезьте, куда не надо.
Но все же она выписала тебе какие-то сильнодействующие антидепрессанты и ушла. Эти пару дней по жизни я шел, как по грязи: тяжело и неприятно. Как будто это не со мной. В каком-то сизом тумане, в черно-белом кино. Смутно помню, как во сне.
Но лекарства начали тебе помогать. Ты начала адекватно воспринимать мир, я стал узнавать ту самую Дашку, мою любимую и единственную. Еще несколько дней я находился рядом, только на ночь меня родители загоняли домой, а затем, наконец, появился в колледже. К тому времени мы с Максом общались на уровне простых однокурсников, но тут он начал расспрашивать, где я пропадал и в итоге мы помирились.

-- господи, какая я уродина! Не смотри на меня!.. – с ужасом сказала ты через неделю, глядя в зеркало. Выглядела ты действительно не такой прекрасной, какой я привык тебя видеть, но меня это абсолютно не волновало.
-- да... кажется, кто-то уже совсем здоров. Узнаю тебя, - говорил я тогда с радостью, - эт тебе… -- я всунул тебе букет бархатных роз бордовых, как кровь (странное сравнение, правда? но почему-то именно это крутилось у меня в голове, когда я их покупал).
-- спасибо… -- растерянно пролепетала ты, задумавшись. – А с чем поздравляешь?
-- вспомни, когда мы познакомились? – я усмехнулся, вспоминая это и обнял тебя.
Ты задумалась, вспомнила, схватилась за голову:
-- ах!.. уже полгода пролетело! Прости, я совсем забыла… - ты усмехнулась, видимо тоже вспомнив, что было ровно полгода назад, и поцеловала меня так же, как и тогда.
Самая страшная, чудовищная ошибка была в том, что все тогда подумали, что ты поправилась. Был срыв, таблетки – и все. Все прошло. Все пытались об этом забыть. И слово «депрессия» хотя и произносилось, но вся опасность не осознавалась. Мы с тобой стали выходить на улицу. Ты действительно вернулась. Смеялась, много говорила. Ты быстро набрала тот вес, что потеряла. Опять выглядела безупречно. Теперь уже окончательно все позабылось и вернулось на свои места. Ты стала ходить в колледж. Мы опять много были вместе, ходили, где хотели, бегали, веселились, любили. И я любил тебя как-то по свежему, по новому. Теперь каждый день повторял эти слова, всеми клетками своими проникался, любя. У нас все было, как раньше, даже лучше, как до того пьяного разговора на набережной. Не знаю, помнила ли ты об этом, но я решил этого не упоминать и просто делал вид, что ничего подобного и не было никогда. Словно вырезал. А зачем нам это? Жизнь опять выровнялась, и все у меня было прекрасно, если рядом была ты. Не знаю, что тогда ты ощущала на самом деле, но мне казалось, что ты опять счастлива. Не знаю, что тогда творилось у тебя в душе, а стоило бы прислушаться не к улыбке на лице, а к настоящим чувствам.

Выпал первый снег, пушистый и легкий. Мы постоянно любовались снежинками, тем, как они танцуют, кружась, и падают, падают… ты ловила их на свои обрезанные перчатки и рассматривала, пока они не растают. А я смотрел на тебя, не мог налюбоваться. Снежинки оставались у тебя на ресницах, на щеках был живой румянец.
Но через какое-то время ты опять погрустнела. Сначала начала ассоциировать некоторые вещи с самоубийством. Например, когда шли вдоль дороги, ты все норовила пройтись по бордюру. Я тебя отдергивал и что-то ляпнул про один из способов самоубийства.
-- легко… и удобно, -- начала рассуждать ты, заглядываясь на проносящиеся мимо машины. – Вот только водителя жалко. Засудят еще за такую дуру, как я. Да и стресс огромный для него. Но… ведь нет стопроцентной гарантии смерти. А быть инвалидкой… не.. не прикольно.
Надо было уже тогда прислушаться, но я воспринимал это все не вполне всерьез. Не может же моя единственная Дашка сделать такую глупость? Конечно, нет.
Потом, на следующий день у меня дома ты попросила таблетку от головной боли. Я принес половинку.
-- а почему только половина? – спросила ты. И почему тебя это интересовало?
-- они очень сильные.
-- ааа… прикольно. А у меня и травануться нечем, если что… - пробормотала ты, глотая таблетку, - все безобидные.
В этот же вечер я что-то отрезал лезвием, положил на стол, ты с интересом взяла, потрогала:
-- уу… острое. А у меня все тупые, – ты легко провела лезвием по руке, по шраму, который остался с осени, - не больно… а тупым больно. Подари мне, а?
Я уставился на тебя: что ты говоришь? А ты смотрела на меня огромными невинными глазами, как бы говоря: что такое? Я ничего такого не сделала! Я ничего не ответил и просто забрал у тебя лезвие, всем своим видом показывая, что если ты еще раз порежешь себе руки, то я… … ну, ты, похоже, поняла. Еще ты иногда при мне вдруг звонила своим старым знакомым, и даже если те тебя не узнавали, вы проговаривали часа по полтора, не меньше. Сначала вроде нормальный разговор: как жизнь, что нового, а помнишь… и т.д. а потом ты начинала грузиться, мол: не хочу отпускать прошлое, что меня там ждет в этом будущем, а вдруг ничего хорошего. Потом, к концу разговора: спасибо, за то, что был(а) в моей жизни, прости, прости за все, если что не так. Иногда даже плакала.
Вообще эти пару дней много говорила о смерти. Рассматривала разные версии суицида, причем с таким видом, как будто говорила о обыденных вещах. Ты как будто советовалась со мной. Разговаривала на какие-то странные темы, которые я просто не желал воспринимать в серьез. Но как-то мы поздно сидели в парке, было уже темно, обычно такие недоверчивые фонари смотрели так тепло своими желтыми глазами, а там дальше – ночь... а это наше место. Казалось, что сюда даже не могли зайти другие люди, чтобы сказать нам что-нибудь неприятное.
-- так темно… - тихо говорила ты, - интересно, а куда все же попадает человек после смерти? Там, наверное, так же темно… или наоборот… - и ты задумалась. А потом пропела пару строк из 7расы, легко отстукивая ритм пальцами по моей руке:
-- знать бы что за венками и девятью днями, свет или тьма? вперед ногами. Яркой вспышкой застыла природа, осень – лучшее для ухода время года. – И ты оценивающе посмотрела по сторонам, – еще ведь осень… время еще не вышло. А совсем мало осталось Да… не очень-то яркая вспышка… - и совсем тихо - ну ничего …
Погода действительно была ужасная: снег превратился в слякоть, постоянно дул зябкий, холодный ветер, с неба то падал, то не падал то ли снег, то ли дождь, а весь «красно-желтый трепещущий ад» давно уже пожух и превратился в кашу под ногами. И тут до меня дошло, о чем ты говорила все эти дни:
-- слушай, Даш,.. о чем ты говоришь?.. чего ты так загналась по смерти? Не пугай меня. Ты… ты же не сделаешь такой глупости? Ты же не собираешься? – я выжидающе смотрел на тебя, спешил убедиться, что это шутка.
Но ты не отвечала и не смотрела на меня. Опустила взгляд и погрустнела, будто была виновата передо мной. Вот тут я по-настоящему впервые испугался. Страшно было это понимать, я уже начал кричать на тебя:
-- Даша, блин! Ты что молчишь? Ты что удумала?! Ты… -- я стал заикаться, -- нет… Даша, обещай, клянись, что ничего не наделаешь! Пожалуйста… ну что, что с тобой случилось? Ну скажи! Даша… - мой голос стал срываться на какой-то некачественный скрим.
-- да что! Ничего не случилось… Просто это тупик. Ту-пик. Ту-пик… я не вижу ничего, что заставляло бы жить. Все кончено. Зачем мне жить? Мне плохо, и даже ты меня сейчас не поймешь… Отличное начало, но кажется, пора заканчивать, – говорила ты безжизненным голосом, как будто это уже другая Даша.
Я просто не верил, что это говоришь ты. А может, это и не ты? А опять та, депрессивная? Не может быть… я судорожно придумывал, чтобы тебе такого сказать, как переубедить. Хотелось влепить тебе пощечину, чтобы ты проснулась.
-- а… а я? Даш, а как же я? – я уже чуть не рыдал. У меня голова закружилась от такого поворота.
Ты улыбнулась и дотронулась до моего лица:
-- а что ты? Ты ничего пока не понимаешь. Потом, попозже, ты поймешь… и простишь. И скажешь спасибо. Ты сильный, я знаю.
У меня в глазах потемнело. Я что, вот так просто потеряю тебя и не смогу остановить? Я начал судорожно обнимать и целовать тебя.
-- Даша! Даш, ты что?! Нет, ты… нет! Ты подумай, подумай, что ты собираешься делать! Ты не можешь меня оставить! Не можешь!!! А как… а как же мама, папа? Ты о них подумала? Не оставляй меня. Я же… я же люблю тебя! а плохо – это пройдет! Все пройдет! Знаю, знаю, звучит глупо и наигранно, но… ведь за черной полосой всегда идет белая… ты же больше не вернешь…
Ты перебила мой бред, глядя внутрь меня широко открытыми глазами:
-- тише, тише, успокойся… если бы я собиралась покончить с собой, то не сказала бы тебе об этом. Ну подумай. Я пошутила... просто мне действительно плохо. Все на меня давит, мне так хочется сбежать, а некуда… -- ты обняла меня.
Я очень хотел верить, что это просто шутка. Я хотел верить, что это говорила не ты и не серьезно. Я просто не мог не поверить, иначе быть не могло. И я заставил себя поверить. Но ведь в каждой шутке есть доля правды, особенно в такой неудачной…